JayLee
название: нету
основание: Джоан Виндж про псиона Кота. писалось после прочтения первой книги "Псион". писала лет 6 назад.
Наверно именно в этом все и было дело – выживание. Оно страшно не только само по себе, хотя это, конечно, в первую очередь. Выживание страшно тем, что ради него пойдешь на все, что угодно. Можно размышлять о том, что бы ты мог сделать в той или иной ситуации. Можно отвечать на тесты, вычеркивая то, что по-твоему, ты ни в жизни бы не совершил. Можно, но только до тех пор, пока не окажешься перед выбором: выжить или умереть? Страшным выбором. И вот только ты один можешь решить – насколько далеко ты пойдешь. Ведь ни смотря ни на что у тебя есть выбор. Всегда. Правда выбирать приходится из плохого и самого худшего. Мораль… Она больше ничего не значит. Мораль – это промедление. Это смерть. Твоя смерть. Если тебя не учили… хорошему, если вообще никогда его не видел по отношению к себе, то что оно может для тебя означать? Ты просто этого не знаешь. Не чувствуешь и никогда не чувствовал. Ты выживал там, где изначально ты выжить не мог. Всегда был в проигрыше, даже тогда, когда думал, что выиграл. Особенно тогда. Ты не осуждаешь, потому что сам такой же. Но ты возмущаешься и негодуешь. Понимаешь же всю мерзость происходящего и творимого тобой. Но не стыдишься. Ибо это ты. То, что из тебя слепила жизнь. То, чем ты никогда не хотел становиться. Но выбора не было. Не дали. И ты выживал. Да, только… только… не убийство. Никогда. Ни разу. Сам не знаешь почему. Просто не убивал. Калечил, да. Избивал, да. Унижал, да. Как и все тебя. Но не убивал. Всегда останавливался. Или даже скорее не думал об этом варианте. Словно его не могло быть. Наверно это твой предел. Твой конечный пункт, из которого уже не будет возврата к самому себе. Только этого ты и не совершал. А так ты делал… все делал и позволял, чтобы с тобой делали все. Использование. Особенное слово. Важное. Незаменимое. Проклятое. Как и ты. Только за то, что ты есть. За то, что посмел быть. Да, твоя душа… твое нутро черно. Там ничего нет, ничего не осталось, даже если когда что и было. Ты теряешь сам себя в тенях. Подносишь руку к глазам, этим странным глазам, и нихрена не видишь. Словно ничего и нет. Словно тебя не существует, как они и хотели. И становится страшно, так страшно, словно ты вот-вот действительно исчезнешь. Прям щас. И тога ты начинаешь кричать. Во весь голос. Так, что кажется, что связки порвутся и из носа от напряжения хлынет кровь. Кричишь, не обращая внимания на опасность быть обнаруженным. Кричишь до тех пор, пока где-то вдалеке не начинает тявкать какая-то шавка. Пока кто-то не высовывается из окна и не велит заткнуться. И тогда ты замолкаешь. Потому что тебя слышат. Потому что ты есть и они тебя слышат. А потом ты вскакиваешь и несешься из этого места подальше. Иначе тебя найдут. Они уже идут сюда. Но ты опережаешь их, спешишь в другое место. Безопаснее, чем это. Если здесь вообще есть хоть что-то безопасное. Бежишь быстро. Бесшумно. Незаметно. И думаешь только о том, как попасть в конечную точку. Сам путь – это ловушка. Лабиринт, за каждым поворотом которого – смерть. Обязательно смерть, с которой, если повезет, можно разминуться. Или предложить ей другую жертву. Поворот, второй и незаметная щель в стене. Нырок. И только теперь можно отвлечься. Садишься на пол и прижимаешься к стене. Дышишь часто, но тихо. Тишина – это жизнь. Это возможность. Надежда на завтра. Снова подносишь руку к глазам. И видишь: рваный рукав рубашки, слой грязи на смуглой коже, тонкое запястье. Твоя рука. Достаешь из кармана таблетку камфары и кладешь ее под язык. Закрываешь глаза. И ждешь, когда она начинает действовать. Расслабляешься. Отпускаешь каждую жилку. Успокаиваешься. И пытаешься заснуть. Даже зная, что не сможешь. И все же пытаешься. Нужны силы, чтобы проснуться завтра. Чтобы продолжить выживать. Чтобы бороться за себя… с собой…
основание: Джоан Виндж про псиона Кота. писалось после прочтения первой книги "Псион". писала лет 6 назад.
Наверно именно в этом все и было дело – выживание. Оно страшно не только само по себе, хотя это, конечно, в первую очередь. Выживание страшно тем, что ради него пойдешь на все, что угодно. Можно размышлять о том, что бы ты мог сделать в той или иной ситуации. Можно отвечать на тесты, вычеркивая то, что по-твоему, ты ни в жизни бы не совершил. Можно, но только до тех пор, пока не окажешься перед выбором: выжить или умереть? Страшным выбором. И вот только ты один можешь решить – насколько далеко ты пойдешь. Ведь ни смотря ни на что у тебя есть выбор. Всегда. Правда выбирать приходится из плохого и самого худшего. Мораль… Она больше ничего не значит. Мораль – это промедление. Это смерть. Твоя смерть. Если тебя не учили… хорошему, если вообще никогда его не видел по отношению к себе, то что оно может для тебя означать? Ты просто этого не знаешь. Не чувствуешь и никогда не чувствовал. Ты выживал там, где изначально ты выжить не мог. Всегда был в проигрыше, даже тогда, когда думал, что выиграл. Особенно тогда. Ты не осуждаешь, потому что сам такой же. Но ты возмущаешься и негодуешь. Понимаешь же всю мерзость происходящего и творимого тобой. Но не стыдишься. Ибо это ты. То, что из тебя слепила жизнь. То, чем ты никогда не хотел становиться. Но выбора не было. Не дали. И ты выживал. Да, только… только… не убийство. Никогда. Ни разу. Сам не знаешь почему. Просто не убивал. Калечил, да. Избивал, да. Унижал, да. Как и все тебя. Но не убивал. Всегда останавливался. Или даже скорее не думал об этом варианте. Словно его не могло быть. Наверно это твой предел. Твой конечный пункт, из которого уже не будет возврата к самому себе. Только этого ты и не совершал. А так ты делал… все делал и позволял, чтобы с тобой делали все. Использование. Особенное слово. Важное. Незаменимое. Проклятое. Как и ты. Только за то, что ты есть. За то, что посмел быть. Да, твоя душа… твое нутро черно. Там ничего нет, ничего не осталось, даже если когда что и было. Ты теряешь сам себя в тенях. Подносишь руку к глазам, этим странным глазам, и нихрена не видишь. Словно ничего и нет. Словно тебя не существует, как они и хотели. И становится страшно, так страшно, словно ты вот-вот действительно исчезнешь. Прям щас. И тога ты начинаешь кричать. Во весь голос. Так, что кажется, что связки порвутся и из носа от напряжения хлынет кровь. Кричишь, не обращая внимания на опасность быть обнаруженным. Кричишь до тех пор, пока где-то вдалеке не начинает тявкать какая-то шавка. Пока кто-то не высовывается из окна и не велит заткнуться. И тогда ты замолкаешь. Потому что тебя слышат. Потому что ты есть и они тебя слышат. А потом ты вскакиваешь и несешься из этого места подальше. Иначе тебя найдут. Они уже идут сюда. Но ты опережаешь их, спешишь в другое место. Безопаснее, чем это. Если здесь вообще есть хоть что-то безопасное. Бежишь быстро. Бесшумно. Незаметно. И думаешь только о том, как попасть в конечную точку. Сам путь – это ловушка. Лабиринт, за каждым поворотом которого – смерть. Обязательно смерть, с которой, если повезет, можно разминуться. Или предложить ей другую жертву. Поворот, второй и незаметная щель в стене. Нырок. И только теперь можно отвлечься. Садишься на пол и прижимаешься к стене. Дышишь часто, но тихо. Тишина – это жизнь. Это возможность. Надежда на завтра. Снова подносишь руку к глазам. И видишь: рваный рукав рубашки, слой грязи на смуглой коже, тонкое запястье. Твоя рука. Достаешь из кармана таблетку камфары и кладешь ее под язык. Закрываешь глаза. И ждешь, когда она начинает действовать. Расслабляешься. Отпускаешь каждую жилку. Успокаиваешься. И пытаешься заснуть. Даже зная, что не сможешь. И все же пытаешься. Нужны силы, чтобы проснуться завтра. Чтобы продолжить выживать. Чтобы бороться за себя… с собой…